Американист о главных отличиях между гражданами России и США

29 ноября в свет выходит книга «Русские и американцы. Про них и про нас таких разных» известного журналиста-американиста Михаила Таратуты, автора документальных фильмов и популярной программы «Америка с Михаилом Таратутой». В работе автор делится опытом о жизни в США и проводит сравнения между российскими и американскими реалиями.

«У американца можно отнять многое, но нельзя трогать мечту. Ее место может занять только настроение бунта. Речь не о нахлебниках, сделавших жизнь на пособия принципиальным образом своего существования, их тоже немало. А о людях, которые провели всю жизнь в работе, но в силу обстоятельств ее потеряли. Их рабочие места отправились в Китай, Мексику, туда, где есть дешевая рабочая сила.

Их налаженную жизнь съела глобализация, отбросив многих из них из комфортного среднего класса в категорию малоимущих. А равнодушие правительства убивало в них надежду на то, что дела еще могут поправиться.

Эти люди — с некоторой натяжкой обобщения их можно назвать рабочим классом — хотят перемен. Их запрос на перемены почувствовал и «оседлал» Дональд Трамп.

И вот парадокс: миллиардер, не знавший в своей жизни ни нужды, ни земных забот, стал выразителем чувств рабочего класса, во всяком случае его белой части. Именно эти люди стали ядром его электората, именно они горячо поддержали Трампа. Это был их бунт против истеблишмента, против безнадежного статус-кво».

«Нам необходима Америка, потому что вот уже как лет 70 мы подсажены на нее, как на наркотик. Мы придали ей статус референтности, статус стандарта даже в тех случаях, когда кроем Америку на чем свет стоит. Смешно сказать, у самых горячих ее оппонентов вроде Зюганова, Жириновского или видных единороссов то и дело вылетает фраза «…в той же Америке». Так они пытаются подтвердить свою мысль, словно ставя на ней знак качества.

Первыми чувство невосполнимой утраты, [если США больше не будет], наверняка испытают те, кто сегодня называет американцев «пиндосами». Причем произойдет это сразу после победного крика «Ура! Наконец-то свершилось!».

Крик уйдет в пустоту, потому что уже будет не на кого больше валить причины своих жизненных фрустраций: Америки уже нет, а низкая зарплата, отсутствие перспектив, муж-алкоголик, «однушка» на пять человек в пятиэтажке — все это осталось и пялится на тебя неотомщенным оскалом».

«Страной овладел страх. Под чистки попадали не только реальные члены компартии и других левых организаций, но и просто сочувствующая, то есть леволиберальная публика. Хотя ситуация того времени в США и напоминает наш советский «1937 год» — те же страх, доносы, — но, в отличие от нас, там никого не казнили, за одним исключением — четы Розенбергов.

В отличие от массовых арестов в СССР, там за все время чисток тюремные сроки получили лишь 150 человек, и те через полгода-год вышли на свободу. И даже число потерявших работу относительно невелико — 10 000 человек. Но, как известно, чтобы навести дисциплину на плантации, достаточно выпороть несколько десятков рабов.

…Но вот кошмар 1950-х постепенно отходит в прошлое. В прошлом (и, видимо, уже навсегда) осталась и коммунистическая идея, и сама компартия, выпихнутая даже не на периферию американской жизни, а куда-то еще дальше.

Беда, однако, в другом: вместе с коммунистами в Америке в 1940‒1950-е годы был зачищен и весь либеральный фланг, способный противостоять флангу правому. Была уничтожена политическая конкуренция.

А в результате правительство, качнувшись вправо, отказалось от реформ, начатых Рузвельтом. В их числе было и создание национальной системы медицинского страхования — проблема, которую Америке не удается толком решить по сей день».

«Между тем с годами бдительность американцев только растет. Поговорите с нашими, которые переселились в Америку. Уж они-то вам много расскажут. И, возможно, о том, как соседи пожаловались в горсовет, что газон перед его домом давно не кошен. И о том, что на работе сослуживец донес начальству, что русский коллега не выполняет какую-то инструкцию, и еще много о чем.

Что правда, то правда — не по-нашему это не дать списать или переходить улицу именно на «зебре», а не вообще переходить; не протискиваться вперед, когда все остальные терпеливо стоят в очереди… С нашим ощущением противостояния власти и порядкам, которые эта власть устанавливает, с нашими отчаянными попытками как-то защититься от государства круговой порукой, мы с трудом принимаем другой мир, живущий по правилам. А ведь эти правила американцы создавали не одно столетие, создавали из хаоса, в постоянной борьбе с самими собой, пока не пришли к более или менее прочному согласию. В их основе два главных принципа — здравый смысл и уважение к личности, то есть понимание того, что каждый имеет такие же права, как и ты».

«Из полутора тысяч памятников и монументов солдатам Конфедерации большая часть, понятно, находится в южных штатах. И, кстати, далеко не все они имели целью увековечить идею расового превосходства. Во многих случаях это было просто памятью об уходящем поколении близких, сражавшихся в гражданскую войну, как патриотов своих (южных) штатов. Ведь совсем необязательно те, кто воевал на стороне северян, были непременно уж такими горячими противниками рабовладения, как и не все южане — сохранения рабства. Для них участие в сражениях было актом лояльности своим штатам, своей родине.

Но каковы бы ни были мотивы тех, кто когда-то устанавливал все эти скульптуры и монументы, почему именно сегодня, спустя целое столетие, они вдруг стали больше похожи на разрывающиеся снаряды, чем исторические артефакты? Да и в них ли, собственно, дело?

Подозреваю, что нынешняя ситуация в стране такова, что если не памятники, так что-то еще стало бы причиной взрыва. Страна раскололась.

Этих линий раскола немало, но одна из самых тревожных — раскол идеологический, война ценностей».

«Совершенно очевидно, что в Америке существует некая социальная напряженность, обострение которой мы время от времени наблюдаем.

В значительной мере напряженность проистекает из расовых отношений, в связи с чем некоторые называют США расистской страной. Так что же, расистская это страна или нет? К слову, сама Америка постоянно ищет для себя ответ на этот вопрос.

Еще 50 лет назад ответ был однозначным: «Да, расистская!» А сегодня, после всего, что страна пережила за последние полвека? Проблема, видимо, в том, что темнокожее и белое население, обсуждая расизм, говорят на разных языках.

Для белых расизм — это оскорбления чернокожих, это ку-клукс-клан, поджоги негритянских церквей, нападения на активистов. И с их точки зрения расизма в Америке, можно считать, что и нет. А вот с точки зрения черных расизм есть, потому что есть в стране система привилегий для одних и барьеров для других. Белые люди этого не замечают, а темнокожее население весьма к тому чувствительно. Эта система нигде не зафиксирована на бумаге, она существует лишь в головах и сердцах белого большинства.

Нет, это не скрытый расизм, только и ждущий, чтобы выбраться наружу. Это наследственные предубеждения и стереотипы, часто неосознанные, живущие глубоко в подсознании. Я бы называл это фантомными болями прошлого».

«В Америке обучение обращению с оружием, похоже, начинается с младых ногтей. Во всяком случае, именно эта мысль пришла мне в голову, когда я побывал на занятии по оружейной безопасности в одной из школ Сан-Франциско, были мужчины и женщины, молодые и люди в возрасте, и в самом деле исправно, словно солдаты на учениях, выполняли команды. От армейских их отличало только очевидное удовлетворение от проделанной работы, сиявшее на лицах.

Может быть, мне только показалось, но еще в этих лицах я увидел некое особое отношение к оружию. Даже не к самому оружию, а к факту того, что оно у них есть, что они могут распоряжаться им, — поработать в тире, а затем, как положено, запереть в сейфе или в крайнем случае положить под кровать или совсем бездумно повесить на стенку, а уж если понадобится, то и пустить в ход. С оружием они чувствуют себя более полноценными, законченными, что ли.

Это ощущение говорило мне о природе их любви к оружию больше, чем абстрактные объяснения о свободах и событиях истории.

Но в то же время приходится помнить, что это — и серьезная проблема Америки, недаром споры о продаже оружия не стихают десятилетиями».

«Если вы снимите трубку и позвоните, куда надо, чтобы сообщить, что вам известно, что ваш начальник, пользуясь служебным положением, берет взятки, кто-то из нас назовет это стукачеством. В Америке это будет считаться гражданским долгом. Но не все здесь так просто, и далеко не каждый американец чисто психологически готов сообщить такую информацию в органы правопорядка.

В Новом Орлеане нашли свой путь решения этой проблемы. Путь пролегает через организацию под названием «Городская комиссия по преступности». Несмотря на громкое название, эта организация общественная. А все, чем заняты восемь ее сотрудников, это бесконечные разговоры по телефону.

С кем говорят? С самыми обычными людьми, пожелавшими сообщить о безобразиях властей. А уж комиссия даст этой информации ход. Как мне там объяснили, часто люди, которым есть что рассказать о преступлениях властей, не хотят сообщать эту информацию именно властям, на которые они, собственно, и жалуются. Во-первых, потому что они не верят, что из этого будет какой-то прок, а во-вторых, опасаются, что им же это и аукнется. Но совсем другое дело — организация общественная.

Эффективность работы комиссии поражает. Ежегодно сюда поступает более 1000 звонков. И примерно четверть из них приводит к раскрытию преступлений. Правда, в основном в тех случаях, когда удается убедить анонимного информатора дать показания следствию. Часто удается».