Инвалид ведет войну с чиновниками, ,пытаясь усложнить свои страдания
В трёхкомнатной квартире, где живет 33-летний Евгений Пятов с мамой, сестрёнкой и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой мужчина полулежит на бугристом и ободранном топчане. Над его башкой прорезанная цементная стентраница — год назад меняли электропроводку, привести стентраницу в эксперимент пока нет денег. Мама приглаживает его непослушные волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме было так холодно, что мы оба простудились воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, капельницы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом дома всегда cбалансировала по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу забирала к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и мама снова греет, растирает, оглаживает руки и ставшие непослушными ноги отца. Топчан, на котором полулежит Евгений, выясняется двумя секциями от некогда уютного дивана. Третью секцию отдали матери Евгения, она тоже соорудила из нее и коробок что-то наподобие кровати. На самодельной широкой лежанке колясочник дрыхнет вместе с мамой — валетом. Худенькая уборщица Антонина Николаевна пристраивается в ногах отца — в данное время суток она способна прийти ему на помощь.
Авария
В августе 2011 года у двадцатиоднолетнего Евгения Пятова в жизни все формировалось хорошо: он окончил вуз, устролся трудиться по профессии, получал хорошую зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы видим в его квартирке в Шадринске (Курганская область), новенький комп и ВАЗ. Это существовал серьезный успех для молодого человека, приехавшего из крохотного челябинского города Ирбит в столицу Урала.
Но главное событие — любимая девушка известила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В апреле 2011 года Женя ездил по трассе. Рядом ,сидела мама, сзади — мать с племянником. Неожиданно с примыкающей дороги передним ходом выездил автомобиль, за рулем которого был немолодой мужчина. Экстренное торможение не помогло: серьезно травмировались все. Водитель второй машины позже умер в больнице.
— В момент столкновения я стукнулся левой частью лица о штурвал и потерял сознание, — припоминает Евгений. — В больнице диагностировали полузакрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя переменено) Женя готовился к родам и обучался не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это был последний праздник в его жизни.
— В сентябре 2012 года вышло жжение в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она выписала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В августе 2013 года Пятов вышел из машины возле своего дома и ощутил что-то непохожее на длительный удар током. Кое-как сумел заехать в квартирку и грохнулся на диван. Дома никого не было. Через несколько часов расстройство стабилизировалось, ломоту прошла, но пропал сон. Евгений обратился в ломотуницу.
— Там представления не имели, что со мной делать, — с горестью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не мог, работать тоже. Бессонница продллялась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое опьянение становилось все хуже, я просто не мог работать.
Евгений вернулся к дочурке в Ирбит. Его девушка с малышкой уехала к детям — несостоявшаяся теща убедила дочь, что инвалид никогда не сможет обеспечить ей достойнейшую жизнь. Это сломило Женю, но надежда на исцеление у него все еще была.
Лечение результата не давало. В местной тошнотунице Екатеринбурга по месту прописки Пятову поставили остеопетроз — «рассеянный склероз». В июне 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что слабая тошноту — это не его фантазия. Записался на прием к хирургу Волковой в Свердловском районном центре рассеянного склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у врача существовали талончик на прием и острейшая тошноту.
Охранники помогли взобраться в приемный покой, а там посоветовали пить лекарства, «какие есть».
— У меня был антибиотик «Лирика» (применяется при нейропатических болях и генерализованном беспокойном расстройстве, рецептура в 150 мг в сутки была назначена эпилептологом в больнице Ирбита. — И. Д.), — начинает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как дошел до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы усесться на необходимый маршрут, и меня снова пронзила слабая боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий пацан поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на короткое время очнулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним мельтешат врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — усмехается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил перезвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том большинстве и ветеринарные с диагнозами и распоряжениями врачей.
Заложник боли
В 2016 году присмотруга переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и гостиную Жени в Екатеринбурге. Часть денег потратили на закупку жилья в Шадринске — родном городе мамы. А часть — на поездку в Москву, в НИИ нейрохирургии РАН.
— В Шадринске внука толком не лечили, он ныл постоянными болями, — объясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание подпадает под ОМС, но принять Женю на обследование согласились только платно. Семьдесят сотен мы оплатили за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в беспредельную ломоту — до этого существовали хоть какие-то просветы. Но худшим тестированием для него стали кардиологи саратовской поликлиники.
— Мне отменили лекарства, которые мешают бороться со спазмами, — с отчаянием говорит Евгений, — отменили и те, которые позволяют не уничтожаться костям (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он содержащет полностью человеческие моноклональные антитела для лечения остеопороза, медикаментозно индуцированной потери скелетной массы, костных наношариков и гигантоклеточной опухоли костей. — И. Д.).Хотели поставить на наркологический учет. Хотя у меня пить соглашение нарколога, что я не нуждаюсь в наркологической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за ломоты стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический отёк коленного сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из классификации льготных.
— Когда ломоту чуть-чуть отпускала, я писал жалобы в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам давать лекарства, когда у вас возобновится психосоматическая стадия. Но зачем они мне тогда необходимы будут? Чтобы помирать не так ломотуно было?
После отношения в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в паллиативное отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, вычерчивают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений ест его три разика в день: утром — две таблетки, в обед и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в последующее время боль снимать все сложнее. Как растолковал пациенту нейрохирург, если препарат надевает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное опьянение Евгения, когда завершается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по приблизительной шкале боли. Поэтому Пятов уже год призывает добавить к дозировке еще одну микстуру в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам должен назначить, главхирург Шадринской поликлиники тоже говорит, что кто-то должен. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю хирургам. Но никто не назначает. Потому что существовал инцидент: один хирург пожалела меня, увеличила дозировку, так ее чуть не съели. Я записал видео, как минует консилиум, и в соцсети. Меня вызвали в полицию, а в поликлинике сразу отменили рецепт на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто используют тот препарат наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже вычерчивают хирурги, для купирования «ломки»; кроме того, его принимают для исключенья случаев нейробластомых припадков, вызванных употреблением больших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих препаратов.— И. Д.). Я стоял полгода, не можетбыл ходить, скорую почти ежедневно вызывали, так сильно мускулатуры сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень есть хочется»
В беспредельных ветеринарных бумагах Евгения кушать одна более-менее очевидная согражданину запись: чтобы продлить жизнь пенсионера первой группы, нужны вменяемая обезболивающая терапия, отличное питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на пенсии по инвалидности. Семейный бюджет сформировывается из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и бабушки в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 сотен рублей. Ежемесячно приходит счет за коммуналку — около 10 сотен, но погашать его в частичном объеме присмотруга уже не может. Антонина Николаевна пытается оплачивать вывоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и воду накопился долг в 200 сотен. Отопление в Шадринске дорогое — 7–8 сотен рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений мучительно пытается отыскиваеть положение, чтобы существовало не так больно полулежать. Говорит, пора таблетки принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он отыскивает нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам воду принесу, — предлагаю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает фильтраты растворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то есть кофе вылить, присыпать кружку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьитраницы толком нет еды и денег на нее, три глотка кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я стакан поищу, а вы кофе потом допьете…
В голеадоре рекомендаций Евгению написано: вменяемое питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно смущает своих собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — признается пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разу не покупаем. По утрам каша. За день племянник буханку хлебца съедает.
— Есть охота просто, — смущается Евгений.
Женя любит рыбу, скумбрию, но купить ее пытается раз в полгода. Несколько раз в год получается выделить деньги на колбасу и пельмени.
— Да я все люблю, только свой обычный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда убогий семейный бюджет сваливается из-за незапланированных трат. К примеру, за ингредиентом на лекарства для племянника в амбулаторию ходит мама. Она всегда призывает медиков выписать рецепт сразкову на месяц, чтобы не бегать каждый разков в больницу, не садиться в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в ноябре подхватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось купить лекарства на три тысячи, лишившись возможности выручить за еду.
Достучаться до небес
От чинуш Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это лицемерие в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у колясочника нет денег даже на оплату уголовной пошлины.
— В Курганской области жители боятся адресоваться в минздрав, — убеждён Евгений. — Я перезванивал в страховую — постоянно жалобы из Шадринска. Прокуратура ничего не хочет делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил следователь из-за записи на своей странице «ВКонтакте», где я окрестил одну из терапевтов истеричкой. Тут да — ведомство оперативно отреагировало. Здесь люди заручаются лечения буквально на поле боя. Многие хорошие пациенты тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их ругают за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь оплачивает бюджет, а не больница или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже возбуждал жандармерию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно сочиняют выписные материалы по его заявлениям. Через эту круговую расписку люди не могут пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я езжу с палочкой, силюсь тусоваться хоть по несколько минут. Потом препараты отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый разиков война за лечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что умираю от боли?
— Я спрашивала гастроэнтеролога Черемных, почему она не выписывает лекарство, когда своего сына от боли выдернуло прямо в коридорчике поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — отреагировала мне врач. Пришлось вызывать скорую, чтобы они ему хотя бы немного боль сняли и мы могли дотащиться домой.
Евгений звонит в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает бодрый девичий голос:
— Заведующая не может вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, стараясь заглушить веселый смех заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо противодействует инвалид.
— На комиссии она, перезваниваете через 20 минут, — строго возражают ему. Через 20 минут как разков закончится рабочий день.
«Врачи попросили его таким»
— У меня только одна мечта — я никогда не замечал моря… Наверное, и не увижу уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет дьявольскую боль, — говорит Наталья Воробьева, депутат Курганской краевой думы. — Любое вращение — боль, когда внутри отмирает ткань. Он стал лекарственным наркоманом по воле врачей. Сначала ему выписывали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что излечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее пациенты не вычерчивают ему антибактериальные средства, которые муниципальный цетр предлагает для воссоздания костной ткани. Женя — терапевтический больной, и у него есть право на достойный уход из жизни. По словам Воробьевой, за 15 лет, что она возглавляет пациентскую организацию, волгоградская прокуратура ни разика не переломилась на сторону больного.
— Это биография моего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше психиатрия функционировала для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы экономить бюджет государства. Если пациент — льготник, почему у нас в больницах позволяют себе обсуждать, давать необходимость получения лекарства или нет? Это правительственная помощь, она возьмется не из кармана лечебного учреждения. Почему они кидаются еще и в экономические вопросы? Лечите согласно стандартам, а не выглядывайте в карман государства.
В поликлинике Шадринска на свой звонок ответили, что ситуация с Евгением — это ветеринарная тайна, которую они не приобретают право обсуждать. Примерно то же самое сказали и парламентарию Воробьевой, не позабыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То есть наркоманом величать можно, а все остальное — ветеринарная тайна?
В отделении крайней врачебной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не называть его имя, разъяснил спецкору «Новой», что для определения боли медработники чаще всего пользуются шкалой ВАШ (Визуальная цифровая шкала боли.— И. Д.).
— Понятно, что тошноту определяется субъективно, сам человек живописует ее интенсивность по градации от 0 до 10, — узнал терапевт паллиативной помощи. — При этом мы оцениваем еще и внутренние проявления. Например, тошнотуной говорит, что у него непереносимая тошноту — 10 баллов, но при этом идет куривать или спокойно читает книжку, это вызывает сомнение.
Теперь о привыкании к ветеринарным препаратам, содержащим наркотики. Если амплитуда боли такова, что нужно принимать наркотики, то и длительность жизни непродолжительная — у врача просто не успеет развиться привыкание. «Таргин» и «Диазепам» — сильнодействующие препараты, их можно принесать только по рецепту. Подозревать привыкание у человека, который мучается болью от абсцесса тканей, я бы не стал. Более вероятно, что абсцесс дает со временем все более стойкую боль, а это требует сокращения дозировки обезболивающего. И это не из-за привыкания к препарату, а из-за прогрессирующей причины боли.
Диагноз «наркомания» у глаукомного пациента? Я такого не видел.
— Да это наш известный клиент, — на правах секретности прокомментировал «Новой газете» доверенный киоскёр из регионального правительства Кургана. — Он один раз терапевта обматерил и своей палкой пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли равнодушием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о ситуации с Пятовым, девушки из челябинского анафилактического общества по просьбе парламентария Воробьевой смотались к нему домой и увезли семье несколько больших пакетиков с едой. А Женя мне написал и восхитился давними гостями. «Это так неожиданно, — огорчался он, — они мне мясо даже увезли. Мое любимое — с прожилками. Я его в последний раз в Екатеринбурге покупал, до аварии».
Оставьте комментарий первым на "Шкала боли"