«Основная проблема у нас больше геополитическая, чем инфраструктурная»

Подготовка к чемпионату мира по футболу, начинающемуся 14 июня в Москве матчем Россия—Саудовская Аравия, вступила в решающую стадию. Генеральный директор организационного комитета «Россия-2018» Алексей Сорокин, побывавший в редакции “Ъ”, рассказал, зачем вообще нужен России мировой футбольный форум, оценил интерес, который вызывает турнир во всем мире, и объяснил, от чего в первую очередь будет зависеть его успех.

— До открытия чемпионата мира осталось два месяца с небольшим. Как вы оцените уровень готовности к турниру?

— Я бы сказал, что она достаточно высокая, адекватная возрасту проекта. Мы находимся на завершающей стадии, давно уже перешли от планирования к операционной деятельности, вошли в фазу тестовых матчей. Остаются последние штрихи в процессе подготовки стадионов, уже готово огромное количество инфраструктуры. Хочу отметить, что на подготовку к турниру было выделено 678 млрд руб. Это большой объем строительства, очень заметный в экономике России. В целом по поводу чемпионата мира у нас нет ни заметного беспокойства, ни тем более панических настроений.

— И все же, если оглянуться назад, можно ли сказать, что степень готовности соответствует ожиданиям? Может, планировалось успеть больше? Или меньше?

— На старте мы понимали, что должна быть проделана большая работа, чтобы подойти к чемпионату мира без недостроенных, брошенных проектов, без провальных элементов нашей концепции. С самого начала старались поставить себя на место рядового болельщика, понять, что ему нужно для комфортного пребывания, чтобы у него не возникло никаких сложностей, чтобы осталось приятное впечатление о стране, о городе, который он посещает.

Так что все, что делалось, прогонялось через жесткий фильтр. Важно было не только построить все, что нужно, но и не построить то, что не нужно, не наплодить «белых слонов».

Конечно, в будущем рынок покажет, насколько успешно удалось выполнить задачу, но факт остается фактом — города, задействованные в проведении чемпионата мира, приобрели новые магистрали, гостиницы, аэропорты, радикально изменились…

— Давайте на примере отдельного города. Да вот, скажем, Саранска. Как он изменился?

— В Саранске не было как такового аэропорта. То, что имелось, можно было назвать в лучшем случае терминалом, причем весьма скромным. Когда мы приезжали в город, жили в гостинице, которая так или иначе или принадлежит или связана с администрацией региона. То есть это скорее дом приемов, а не отель в классическом понимании. Дороги тоже своеобразные были. Ну а сейчас все по-другому. В ходе последнего инспекционного визита нас разместили в пятизвездном отеле Sheraton. Кстати, мы там были первыми клиентами.

— Наверняка там в спешном порядке что-то достраивали?

— Мы такого не видели. А если и нужно что-то доделать, то по мелочам. Как бы то ни было, в том, что касается туристической инфраструктуры, Саранск сейчас находится на совершенно ином уровне. Речь не только об отелях, а, скажем, о дорогах и об аэропорте. Он небольшой, но современный, полностью соответствует потребностям города. Причем реконструкция не ограничилась возведением нового терминала — обновили и взлетно-посадочную полосу. Кстати, теперь из Саранска в Москву летает по два рейса в день, причем на них есть хороший спрос, а с начала мая добавится еще пара рейсов. А раньше был один рейс в день, а то и в два дня. Все это, может быть, появилось бы и без чемпионата мира, но турнир как минимум ускорил процесс модернизации. И Саранск тут не исключение. То же самое можно сказать, например, о Волгограде.

— А есть уверенность в том, что такая инфраструктура будет востребована?

— Это вопрос о курице и яйце. Скажем, когда речь заходит о стадионах, часто слышны взаимоисключающие высказывания. Одни говорят, что на стадионы не ходят, потому что они плохие. Другие утверждают, что сами стадионы плохие, потому что их не посещают. Та же история, когда обсуждают, например, мобильность населения: новый аэропорт не нужен, потому что не летают, или не летают, потому что имеющийся аэропорт не может обслужить рейсы? Но, как я уже сказал, пассажиропоток из Саранска и в Саранск возрос. Мы же видим: самолеты не пустые летают, значит, была потребность, просто она не реализовывалась.

— Вы несете ответственность за наследие чемпионата мира?

— Мы отвечаем за наследие с точки зрения разработки концепции, но не реализации. Просто потому, что, оргкомитет чемпионата мира будет распущен сразу по завершении турнира. Так что возможности отследить, как реализуются меры по сохранению наследия первенства, у нас нет. Основное ведомство, отвечающее за наследие,— Министерство спорта РФ. Но на самом деле вопросов по наследию нет. Оно достаточно очевидно, и оно не только спортивное. Ведь никто не будет спорить с тем, что из аэропорта Гумрак удобнее добираться до Волгограда по новой магистрали, чем по тому, что было раньше. То, что было раньше, не было дорогой, которой достоин город-миллионник.

— Но спорят, согласитесь, в основном немного с другим. Допустим, есть в городе большой стадион. Хорошо, если там играет команда премьер-лиги — тогда он как-то используется. Но даже этого ведь недостаточно! Нужно, чтобы арена была задействована гораздо чаще, чем предполагает футбольный календарь. Это возможно?

— Конечно, возможно. Но сначала отмечу, что само появление нового стадиона дает команде, на нем выступающей, рост посещаемости в 30–40%. Это видно на примере «Спартака» и вообще является мировой практикой. А вот насыщение стадиона другими мероприятиями — вопрос эффективности команды, которая занимается управлением ареной. Можно ведь просто нанять команду эксплуатантов, которые следят за счетчиками электричества, вовремя вентили открывают, воду сливают и так далее. А можно к ней прибавить коммерсантов, которые думают над тем, как минимизировать затраты на эксплуатацию. Хотя задача это непростая.

Я вот не знаю ни одного стадиона, который бы окупился полностью. Стадион в целом нельзя назвать бизнес-проектом.

Это не жилой дом, при строительстве которого понятно, каким образом можно вернуть инвестиции. Со стадионом на возврат инвестиций уходят десятки лет. Хорошо, если удастся хотя бы сбалансировать затраты на содержание. Но к таким объектам нельзя подходить исключительно с бизнес-параметрами. Они несут иную нагрузку. В частности, позволяют преобразить окрестности, придать им толчок к развитию.

— В городах, которые примут матчи чемпионата мира, такой эффект заметен?

— Конечно. Примечательно, что бурные дискуссии шли вокруг выбора площадок для возведения арен. Например, в Самаре изначально в заявочной книге значилось другое место строительства. Предлагалось возвести стадион на Стрелке, на слиянии двух рек, практически в центре города, рядом с большими пивными заводами. Но тогда уже было понятно, что для развития Самары это ничего не дает. Скорее даже создаст дополнительные сложности, потому что в этом месте довольно трудно строить, и работы могут надолго парализовать город. Поэтому был выбран другой район, в котором сейчас осваивается территория в 270 гектаров. Совершенно очевидно, что стадион притянет к себе другие объекты — и жилье, и инфраструктуру. То же самое в Саранске. Когда все начиналось, на месте арены было чистое поле. А сейчас, помимо стадиона, строится еще множество объектов. Активные дискуссии по выбору места для арены были и в Калининграде. Выбрали, безусловно, сложный участок — Октябрьский остров. Но город нас убедил в том, что это даст огромный толчок развитию городского хозяйства. Причем стадион там занимает далеко не всю площадь — с прилегающими территориями выходит всего 40 гектаров. Все остальное — городское развитие. А ведь раньше это был абсолютно неосвоенный остров в двух километрах от центра Калининграда, то есть в шаговой доступности от огромного количества гостиниц. Его потенциал не использовался.

— Выходит, проблем с инфраструктурой вообще нет?

— Сейчас надо просто напрячься и все закончить. Главное — не расслабиться и не упасть на финише. Это тоже непросто, но уверен, что у нас нет ни одного направления, по которому мы что-то не успеваем.

— И все же не могли бы вы назвать главную проблему на сегодняшний день.

— На самом деле основная проблема у нас лежит вовне. Она больше геополитическая, чем инфраструктурная. Если кратко, то обстановка вокруг нас могла бы быть немножко лучше. То, что сейчас происходит, не очень помогает.

— То есть внешнеполитический фон влияет на работу оргкомитета?

— Ну а что в происходящем приятного? Ведь любой инцидент, будь то естественным образом произошедший или порожденный искусственно, используется как фактор, оказывающий давление на организаторов чемпионата мира.

— Это может привести к снижению количества иностранных болельщиков?

— Думаю, что такой замысел был, но он не работает. Как покупали билеты, так и покупают, ни отказов, ни снижения динамики покупки билетов мы не видим.

— Миллион болельщиков приедет?

— Сейчас уже перевалило за миллион количество билетов, проданных за границей. При этом не забывайте, что приобрести ведь можно сразу несколько билетов. Продажи еще идут, и сложно понять, как соотносится число проданных билетов с количеством людей, запланировавших поездку на чемпионат мира. Но могу сказать, что миллион билетов — внушительная цифра, даже если предположить, что один человек купил в среднем два билета. Кстати, у нас половина от всех билетов продана именно иностранцам. По этому показателю мы превосходим многие другие чемпионаты мира.

— А какие страны активнее всего покупают билеты?

— Стабильные лидеры — США, Колумбия, Бразилия, Аргентина, Мексика, Германия. Кстати, напомню, что американская сборная на чемпионат не квалифицировалась.

— Англия?

— Англия тоже прилично покупает. Они не в первой тройке, конечно, но в топ-10 держатся стабильно. Думаю 30–40 тыс. человек приедет.

— К ним будет особое отношение, особое внимание, учитывая фон, о котором вы говорили?

— Зачем? Я скажу не как директор оргкомитета, а как человек, не чуждый футболу: складывается ощущение, что все внешнеполитические перипетии на желаниях и планах конкретных болельщиков не очень-то и сказываются. Как ездили на футбол, так и будут ездить. Не думаю, что условный английский болельщик из городка, расположенного где-нибудь в 70 км от Ливерпуля, внимательно следит за всеми высказываниями премьер-министра Великобритании и, исходя из них, решает, ехать ему на чемпионат мира или нет.

— Речь не совсем об этом. Речь о том, что английские болельщики порой ведут себя безобразно, что они в очередной раз доказали на чемпионате Европы 2016 года, когда громили Марсель. Должен же быть какой-то план по недопущению повторения марсельских событий в России.

— У нас есть представление о том, чего ждать от болельщиков из разных стран. Есть понимание ситуации и у наших правоохранительных органов. Но это не значит, что к кому-то будут применяться особые меры. Никаких резерваций, загонов, накопителей не будет. Для нас все болельщики одинаково ценны.

— А как быть с российскими хулиганами?

— Для борьбы с ними у нас создана система идентификации болельщиков. Эта система является элементом безопасности. Мы прекрасно знаем, кто приходит на стадион. Знают это и правоохранительные органы. Так что тем, кого вы упомянули, вполне может быть отказано в посещении стадиона.

К тому же система Fan ID является хорошим инструментом для облегчения жизни болельщиков. Например, через предоставление различных льгот, таких как безвизовый въезд или бесплатный проезд на транспорте. Это короткие фразы, но за ними стоят действительно большая работа, большие деньги, сложное планирование.

— В конце марта сборная России провела товарищеский матч с командой Франции, и на стадионе в Санкт-Петербурге нашлись люди, отметившиеся расистскими выкриками. По этим фактам Международная федерация футбола (FIFA) даже открыла дисциплинарное дело. Вас это не беспокоит?

— Конечно, беспокоит. Как и любого нормального человека. Но если быть объективным, то нужно признать, что количество инцидентов такого рода на российских стадионах за последние два года радикально сократилось. Это покажет любая статистика, даже собранная самыми предвзятыми западными структурами. Мы много раз говорили, и я еще раз повторю, что расизм в России не представляет собой системное явление. А что касается конкретных лиц, замешанных в случившемся в Санкт-Петербурге, то их уже вычисляют, и я очень удивлюсь, если они появятся на трибунах во время чемпионата мира.

— В ноябре прошлого года в «Лужниках» прошел товарищеский матч Россия—Аргентина, после которого зрители несколько часов не могли добраться хотя бы до метро. Есть гарантия, что этот ужас не повторится?

— Да, это было неприятно. Но ситуацию разобрали, приняли меры. В частности, были скорректированы планы выхода со стадиона, планы управления так называемой последней милей. И, как показала игра против бразильцев, прошедшая в марте там же, в «Лужниках», работа дала эффект. Мы видели совсем другую картину — все беспрепятственно вышли, никаких сложностей, нареканий не было. А ведь обеспечить практически одновременный выход с арены 80 тыс. человек — задача нетривиальная. Любая мелочь может превратить зону выхода в бутылочное горлышко, и дальше проблемы будут нарастать лавинообразно.

Другое дело, что возможны определенные проявления недовольства жителей близлежащих кварталов. Но здесь тоже надо найти правильный баланс. Обеспечить безусловный комфорт всем при перемещении десятков тысяч человек невозможно.

— В Санкт-Петербурге внезапно проявилась еще одна проблема — болельщики не могли просто попасть на трибуны во время матча с французами…

— Там множество факторов сошлось в одной точке. Например, время начала матча — 18:45. Это же час пик. Сказалось и то, что игра проходила зимой: на людях больше одежды, соответственно и времени на досмотр уходит больше. Так что я бы советовал просто пораньше приходить на стадион. Ну невозможно избежать сложностей, если одновременно придут 60 тыс. болельщиков и попытаются протиснуться на трибуны. Есть расчетная пропускная способность, и превысить ее нельзя.

— Не возникнут ли у болельщиков проблемы с перемещением по стране? В принципе это вызов, учитывая наши расстояния.

— Знаете, были чемпионаты мира, где расстояния между городами были больше. Это и первенство 2014 года в Бразилии, и чемпионат 1994 года в США, и турнир 2002 года в Южной Корее и Японии. А сейчас на чемпионат мира 2026 года претендуют США, Канада и Мексика, подавшие совместную заявку. Представьте, какие расстояния будут там. Что касается нашего случая, то у нас нет ни одного города, перелет до которого от Москвы занимал бы больше двух часов. Можно, конечно, взять другой город в качестве точки отсчета, но я не думаю, что много людей полетит по маршруту, скажем, Екатеринбург—Калининград.

— А что с железнодорожным сообщением?

— Оно также будет задействовано. Причем для болельщиков проезд будет бесплатным. Могу сказать, что на данный момент законтрактовано более 700 бесплатных рейсов, которые идут в дополнение к обычным.

— Кто отвечает за реализацию этого проекта?

— Он реализуется под эгидой транспортной дирекции Минтранса. Она же отвечает за работу системы бронирования.

— Как в целом складывается взаимодействие оргкомитета с государственными органами?

— Мы, к счастью, являемся бенефициарами мощной объединяющей силы под названием футбол. Так что нигде никакого сопротивления и прохладного отношения не встречали. Все чиновники, функционеры не просто понимают задачу, а с симпатией, даже с энтузиазмом к ней относятся.

— Кто отвечает за качество газонов на стадионах, которое на некоторых матчах чемпионата России было, мягко говоря, не лучшим? Есть ли какая-то централизованная служба?

— Поле — это ответственность собственника стадиона. В отрыве от стадиона поле никто не укладывает. Это ведь естественная часть спортивного сооружения. Что касается централизованной структуры, то в оргкомитете есть специалисты, которые объезжают все поля и следят за их качеством. Есть рекомендованная со стороны FIFA компания, которая вместе с нашими специалистами осуществляет контроль укладки всех полей, задействованных на чемпионате мира, дает рекомендации. Причем не какие-то общие, а совершенно конкретные. Тут самое важное — соблюдение технологии. Ведь газон — пирог из шести слоев. Никто этого не видит, но поле уходит вниз почти на метр. Укладка газона и поддержание его в надлежащем состоянии — довольно сложный технологический процесс. Могу сказать, что большинство полей у нас сейчас нареканий не вызывает. Что-то где-то можно улучшить, подсеять и так далее, но в целом все на должном уровне.

— А как же Казань, где «Спартак» и «Рубин» играли фактически на песке? Вас это не беспокоит?

— Конечно, беспокоит. Мы выяснили причины, по которым поле было в ненадлежащем состоянии. Это человеческий фактор, ошибка конкретных людей, чьи неправильные действия привели к ухудшению качества газона. Но все еще можно поправить. В худшем случае газон в Казани может быть заменен. История чемпионатов мира знает случаи, когда это делалось буквально между матчами.

— Примеры можете привести?

— Не уверен, что могу поделиться такой информацией, но такие случаи были. Разумеется, экстренная замена газона — это кошмар агронома, но она возможна.

— Как на подготовке к чемпионату сказывались события, происходившие вокруг вице-премьера РФ и президента Российского футбольного союза Виталия Мутко, ставшего сильным раздражителем для ряда руководителей Международного олимпийского комитета?

— Ну для меня он раздражителем не был, поэтому мне трудно что-то комментировать.

— Когда господин Мутко приостанавливал свои полномочия президента, наши источники утверждали, что должность предлагали вам…

— Нет, никогда. Это была бы своего рода профанация и для одной должности, и для другой. Не считаю, что можно полноценно управлять российским футболом и параллельно — подготовкой к чемпионату мира в ежедневном режиме. Наверное, это реально делать на каком-то высоком политическом уровне, но на операционном — нельзя. Работа в оргкомитете предполагает, во-первых, длинный рабочий день, во-вторых, постоянные поездки. И где тогда найти время на управление РФС?

— А если предложат стать президентом РФС в будущем?

— Про будущее я пока ничего не знаю.

— Как в FIFA оценивают подготовку к чемпионату? Есть ли какие-то раздражающие моменты?

— Нет. Мы видим, что в FIFA сохраняется уверенность, что на этом чемпионате мира все будет хорошо. Во многом, конечно, их успокоил прошлогодний Кубок конфедераций, который не просто не ознаменовался явными провалами и инцидентами, а был весьма прилично организован. Кстати, конфигурация чемпионата мира стала явно просматриваться именно после Кубка конфедераций. Появилось понимание того, как это реально будет выглядеть.

— Как обстоят дела с базами сборных?

— Базы практически готовы. Хотя и там есть моменты, требующие внимания. Что-то надо будет доделать, достроить. Однако есть один очень хороший индикатор — визиты команд. Если бы мы слышали негативные отзывы от представителей сборных, сразу били бы тревогу. Но, поверьте, ни одна сборная не выберет себе базу для проживания, не имея уверенности в том, что сооружение будет выполнено на требуемом уровне. Тот факт, что у нас не изменилась конфигурация проживания команд, определившихся с базами в конце ноября 2017 года, четко говорит о том, что участники турнира удовлетворены. Причем я имею в виду не футболистов или тренеров. Речь о специалистах, которые занимаются именно обеспечением комфортного размещения. И если ни одна база не была заменена, значит, проблем нет.

— Неужели ни одна из команд не требовала ничего особенного?

— Были не столько требования, сколько рекомендации по улучшению. К счастью, собственники баз очень позитивно относятся к участникам чемпионата мира, максимально идут навстречу пожеланиям. Ведь есть обязательные требования, а есть, скажем так, пожелания. Их также стараемся удовлетворять. Конечно, если они не выходят за рамки разумного.

— Можете привести пример?

— Одна из сборных просила поставить томограф в административно-бытовом комплексе рядом с полем.

— Кто просил?

— Не могу сказать. Да и неважно это. Но томограф — это перебор. Да и кому он там нужен, даже маленький? Еще просили поставить стиральные машины рядом с полем в административно-бытовом комплексе. Зачем, когда они есть в гостинице? Ну а там, где речь идет о каких-то косметических изменениях, вопросов не возникает. Почему не пойти навстречу, если люди просят?

— За какие из баз развернулась самая серьезная конкуренция?

— За все южные. Особенно за базу в Сочи.

— Кто хотел?

— Многие, но в итоге там будет жить сборная Бразилии. Интересно, что спрос на южные базы резко возрос после июня и июля 2017-го. Тогда 6 июня в Питере шел снег. Впрочем, правило FIFA работает просто: кто первым подал заявку, у того и преимущество. Бразильцы оказались первыми.

— Где англичане будут жить? Принимаются какие-то особые меры безопасности по их базе?

— Сборная Англии разместится в Ленинградской области. Что касается мер безопасности, поверьте, усиливать их уже дальше некуда. Нужно сохранять баланс между правопорядком и комфортом. Я знаю, что СМИ все равно будут рассматривать наши действия под микроскопом. Найдутся и те, кто в любом случае, что бы мы ни делали, найдет негатив. Если не найдут, то придумают, это нормально. Но для нас самое главное, чтобы все команды находились в равных, комфортных условиях, в абсолютной безопасности. Вот это будет обеспечено на 100%.

— Экс-президент МОК Жак Рогге, отвечая на вопрос корреспондента “Ъ” о том, что нужно для того, чтобы сочинская Олимпиада была признана успешной, сказал: «В первую очередь должна успешно выступить ваша сборная. Если она добьется триумфа, все будут рады, если провалится — в любом случае будут огорчены. Стадионы, прекрасная организация не спасут». На ваш взгляд, будут впечатления от чемпионата зависеть от того, как выступит на нем сборная России?

— Успех чемпионата мира — это прежде всего полные стадионы. Болельщики, покупая билеты, голосуют за чемпионат собственными деньгами. То есть главный критерий успеха, доверия, интереса к стране — заполняемость стадионов. Но не будем спорить и с бывшим президентом МОК. Конечно, чем лучше выступает сборная—хозяйка турнира, тем менее заметны огрехи организаторов.

Сорокин Алексей Леонидович

Личное дело

Родился 5 апреля 1972 года в Москве. В 1994 году окончил Московский государственный лингвистический университет, в 2002 году — Дипломатическую академию МИД РФ.

В 1994–2000 годах трудился в Министерстве иностранных дел. С 2004 по 2008 год занимал пост зампреда комитета (позднее — департамент) физической культуры и спорта правительства Москвы. С 2008 по 2010 год работал генеральным директором Российского футбольного союза (РФС). В 2008 году участвовал в организации финала Лиги чемпионов в Москве. В 2009 году возглавил заявочный комитет «Россия-2018», который боролся за проведение чемпионата мира по футболу 2018 года в России. Принимал участие в финальной презентации российской заявки в Цюрихе 2 декабря 2010 года.

С января 2011 года — генеральный директор оргкомитета «Россия-2018» по подготовке и проведению чемпионата мира по футболу. В июне 2017 года господин Сорокин был избран членом исполнительного комитета РФС, в сентябре того же года — членом совета FIFA.

Чем занимается оргкомитет «Россия-2018»

Досье

Оргкомитет «Россия-2018» по подготовке и проведению ЧМ по футболу FIFA 2018 года был учрежден правительством РФ в январе 2011 года. Председателем организации является зампред правительства РФ Аркадий Дворкович, который сменил на этой должности в марте 2018 года вице-премьера правительства и бывшего министра спорта РФ Виталия Мутко. Генеральный директор оргкомитета — Алексей Сорокин. Наблюдательный совет возглавляет президент России Владимир Путин.

В 2017 году оргкомитет отвечал за подготовку и проведение в России Кубка конфедераций FIFA. В настоящее время организация занимается подготовкой чемпионата мира по футболу 2018 года, который пройдет с 14 июня по 15 июля. Матчи мирового первенства будут сыграны на 12 стадионах в 11 городах страны: Москве, Калининграде, Санкт-Петербурге, Волгограде, Казани, Нижнем Новгороде, Самаре, Саранске, Ростове-на-Дону, Сочи и Екатеринбурге. В январе 2018 года гендиректор оргкомитета Алексей Сорокин сообщил, что на инфраструктуру ЧМ по футболу было потрачено 480 млрд руб. из федерального и регионального бюджетов.